Однажды я ехал с дачи в Москву со своим соседом – он меня подвозил на машине. Нам надо было проехать по МКАДу, буквально три километра, чтоб потом попасть на другую магистраль – с Профсоюзной на Ленинский, если хотите полной точности. Но на кольцевую мы въехали с трудом, долго стояли на развязке и все не могли втиснуться в сплошной поток фур и прочих, так сказать, большегрузов.
А когда все-таки проникли на вожделенную полосу, то ехали очень медленно. Фуры ползли еле-еле.– Вот черт! – сказал я. – Вот ведь вляпались! – Грузовые перевозки, – серьезно вздохнул сосед.
Вечером он, как мы договаривались, подхватил меня после работы – ехать обратно. Мы опять встали в пробке – маленькой, но плотной. Никак не могли выехать из переулка и пересечь улицу, по которой шел нескончаемый поток машин в направлении области.
– О господи! – снова возмутился я. – Когда же они нам наконец дадут зеленый! – Они разгружают центр, – объяснил сосед с той же серьезностью.
Да, да, да, он все верно говорил. Действительно, утром в Москву едут фуры с разным товаром, который необходим москвичам, и мне в том числе. Действительно, вечером из центра к спальным районам устремляются тучи автомобилей, и поэтому лучевым, радиальным магистралям на эти часы дается преимущество перед кольцевыми – "поперечными", так сказать.
Все так. Но что-то в его правильных словах меня неожиданно задело. Царапнуло и укололо. Наверное, вот эта вечная готовность признать, что "они" лучше знают, как надо. "Они" заняты важным делом. Доставкой грузов по МКАДу или разгрузкой центра. А мы тут так, неизвестно кто и зачем, мы только под ногами путаемся.
Неважно, насколько это мнение резонно. Оно, на самом-то деле, резонно почти всегда. Вот в советских магазинах продавщица кричала: "Вас много, а я одна!". Она могла хамить покупателям, могла слегка обвесить, могла обидеться, поставить на прилавок счеты ребром и уйти на полчаса в подсобку, якобы "принимать товар". Ах, сколько желчи и сарказма было вылито на голову этой бессовестной продавщицы в советских же фельетонах! Но, дорогие друзья, она ведь права! Нас же на самом деле много, а она на самом деле одна. Мы пришли каждый за своей вечерней порцией колбасы любительской и сыра российского, то есть удовлетворяем свои мелкие индивидуалистические потребности. А она занята важнейшим государственным делом – снабжает население продуктами питания. Так что давай, не задерживай, и не ной, что колбаса заветренная, а сыр тебе отрезали так, что с трех сторон корка.
Давно уже нет советских магазинов с деревянными счетами, пружинными весами, с "закрыто на учет" или "обед с 13 до 14". Все ловко, споро и удобно, не говоря уже об ассортименте. Однако в очереди до сих пор люди на стороне кассира. Чуть случись заминка – то молча, то вполголоса, а то и очень громко все начинают осуждать некоего требовательного товарища, которому скидочный товар пробили по полной стоимости. А он из-за каких-то жалких тридцати рублей поднимает бучу.
Вроде бы все понятно. Люди хотят скорее выйти из магазина с покупками, а не стоять лишние минуты в очереди. Но здесь не столько рациональная злость на человека, который их задерживает, сколько солидарность с молчаливым, законопослушным и просто послушным большинством. Глубокая симпатия к себе самому, который а) тихо стоит, как все; b) ничего не требует, поскольку никто ничего не требует; с) в крайнем случае готов, "как любой нормальный человек", махнуть рукой на эту чепуху со скидками – не обеднеем!
Когда-то давно крупный советский, а потом французский философ и логик Владимир Лефевр опубликовал статью, в которой описывал вот такой эксперимент. Человеку дают целый мешок совершенно одинаковых стальных полированных шариков. Почему непременно стальных? Да потому, что на деревянных шариках есть рисунок дерева, на стеклянных – окажутся сколы, на каменных – видны прожилки, а вот стальные будут совсем одинаковыми, неотличимыми друг от друга.
А потом человека просят разложить эти шарики на две кучки. В одной чтоб были "хорошие", а в другой – "плохие". Человек удивляется: "Как их можно делить на плохие и хорошие? Ведь они абсолютно одинаковые!" Но увы, таково условие задачи. Пожимая плечами и усмехаясь, человек начинает раскладывать шарики…
В итоге оказывается, что хороших шариков заметно больше, чем плохих. Если шариков достаточно много, то получается, что хороших – 62%, а плохих – 38%. Чем больше шариков, тем точнее результат приближается к так называемому "золотому сечению". Такой вот загадочный факт. Его можно объяснять алгебраически, как это сделал Лефевр, а можно – психологически.
Хорошего должно быть больше, чем плохого. Некоторые социологи называют это "правилом позитивной интенции". В неопределенной ситуации человек выбирает нечто, что ему кажется хорошим. Примерно так проходят референдумы, в которых смысл вопроса не до конца понятен. Люди почти в двух третях случаев выбирают "да". (Ясно, что в ряде ситуаций "нет" означает позитив, а "да" – негатив, и тогда люди говорят "нет". Например: "вы хотите, чтобы вас продали в рабство?" Ответ "нет" означает: "да, я хочу остаться свободным").
Интересно было бы продолжить этот эксперимент. Подвести еще одного человека к двум неравным горкам одинаковых шариков, дать ему новые шарики и сказать: "Вот хорошие, а вот плохие. Дополните их своими шариками". Я почти уверен, что с каждым новым участником горка хороших шариков будет увеличиваться.
Хорошее, вдобавок многочисленное – притягательно. Хочется ходить в большой магазин вместе со всеми, читать популярный роман вместе со всеми, носить модную майку, как все, – и, разумеется, в политике хочется поддерживать ту силу, к которой тянутся все или почти все. Не меньше 62%! В человеке живет желание присоединиться к большинству, которое по определению право. Наверное, это какой-то атавизм стайной жизни. Но какая разница, откуда это взялось? Мы уже давно знаем – не от реальной популярности политика зависит его рейтинг, а наоборот – от рейтинга политика зависит его реальная популярность, готовность его поддержать словом, делом, голосом на выборах. И не так важно, откуда этот рейтинг взялся.
Поэтому люди, которые оказались в меньшинстве, почти автоматически становятся не совсем хорошими. А порой и совсем плохими – злыми и вредными для большинства. Если же они хотят стать носителями добра, хотят признания – они прежде всего должны стать сильными. Очень сильными. Такими сильными, чтобы собрать вокруг себя новое, статистически бесспорное большинство. Которое тем самым, почти автоматически, станет хорошим, станет носителем Добра, Истины и Красоты. Такова, если вкратце, общая динамика политических перемен в последние две с половиной тысячи лет. Коль речь зашла о силе – пора вспомнить медведя, который упомянут в заголовке.
Известный анекдот: охотник говорит другу, что собирается на медвежью охоту. Друг спрашивает: "А вдруг у тебя не выстрелит ружье?" "Я его быстро перезаряжу!" – отвечает охотник. "А если патрон застрянет в затворе, а медведь на тебя бросится?" – "У меня есть кинжал". – "А если ты его выронишь?" – "Тогда я убегу". – "А медведь за тобой!" – "Тогда я залезу на дерево". – "А медведь за тобой!" – "Послушай! – возмущенно говорит охотник. – Ты за меня или за медведя?"
Люди, в общем-то, – за медведя. Особенно если медведь присоединяется к большинству или обещает это большинство не трогать, а то и защищать. Хорошего должно быть много, и хорошее должно быть сильным.
Иногда возникают случаи когнитивного диссонанса – но вот тут выбор делается не в пользу добра и даже не в пользу большинства, а в пользу силы. В речевой обиход намертво въелись две формулировки: "он выполнял приказ" и "это просто бизнес". Первая оправдывает полицейский произвол, вторая – примиряет с наглостью монополий. Оставим полицейский произвол: бывают ситуации, когда даже вслух возмущаться опасно, и не надо осуждать робких и молчаливых. Но смешно и странно в ответ на разговор о завышенных ценах или низком качестве товаров и услуг слышать сочувственный вздох: "Это же просто бизнес!". Сочувствие не покупателю, а продавцу! То есть тебя грабят, а ты знай, что тут ничего личного и даже ничего дурного: бизнес же. Собственно, и медведь, когда съедает твою овцу, вовсе не имеет в виду ничего плохого – он от природы так устроен.
Идеал двух третей общества – это когда большинство, добро и сила соединяются в одно. На самом деле так получается редко, даже, наверное, никогда не получается. Поэтому люди чаще всего наделяют большинство сначала воображаемым добром, а потом воображаемой силой. С силой поступают примерно так же: говорят, что она на стороне большинства и защищает добрых людей. Хотя на самом деле она действует в своих интересах, а люди лишь успокаивают сами себя и друг друга. Иногда кажется, что оправдание зла, а также оправдание большинства – это основное занятие умных и добрых людей во все времена.
Медведь – очень серьезное животное. Его грозная мощь вызывает уважение, страх и искреннее желание быть на его стороне.
Но вот что "Войне и мире" мужик-охотник говорит Долохову: "Медведя как не бояться? А увидишь его – и страх прошел. Кабы он только не ушел!".
Свежие комментарии