Писатель и критик Владимир Березин рассказал "Газете.Ru" о месте русской литературы в современном мире, влиянии на нее диджитал-революции, а также о том, как отличить графоманию от полноценного художественного текста и стоит ли вообще это делать.
- Владимир Сергеевич, с точки зрения правильности процессов, происходящих в современном книгоиздательстве, само соотношение выпускаемой литературы - литература серьезная, беллетристика и массовая.
Нормально ли соотношение в тиражах, гонорарах, читательском внимании, звездности авторов, качестве самих текстов? - Я понимаю ваш вопрос так: нравится ли мне конструкция современного книгоиздания? Я скажу, что нет, не нравится. Но я бы отделил причины естественные от причин локальных или субъективных. Мне не нравится система ценообразования, когда книжный магазин удваивает или утраивает отпускную цену, от которой писатель получает десять процентов – рублей пятнадцать с книги. Мне не нравится, что в провинции книги стоят дорого, много дороже, чем в столице. Мне не нравится, что там, где мог осуществиться разговор с писателем или обсуждение его книги, это не происходит по причинам вполне материальным. С другой стороны,есть историческая причина – изменение самого института чтения.
Мы присутствуем при понятных изменениях – чтение занимает иное место (куда меньшее) в жизни общества. Требовать, чтобы люди глотали книгу за книгой сейчас бессмысленно – у них есть много других занятий. Что касается соотношения тиражей и гонораров – то, конечно, мне хочется, чтобы я был богат и читательского интереса ко мне было побольше. Кто бы сомневался? Но горе тому писателю, в котором поселится обида за недоданное – и денег не прибавится, и помрёт в горе.
- Как бы вы определили место русской литературы в современном мире. Кого знают, почему нет брендов типа Льва Толстого? - Это хороший вопрос. Потому что, во-первых, есть писатель Лев Толстой и есть бренд "Лев Толстой". Бренды есть – например, в табеле мировой культуры есть позиция "писатель повышенной духовности" - по этой строчке в ведомости получает зарплату какой-нибудь Коэльо. Или "писатель, который открывает нам глаза на смысл жизни" - там тоже кто-то значится. Во-вторых, есть чрезвычайно простой ответ на вопрос "Почему нет второго Толстого?" Ответ этот:
второго Толстого не нужно, потому что у нас есть первый.
Зачем вам второй, неучи? Можно подумать, что вы Льва Толстого прилежно читали, а не вспоминаете сцену того, как Наташа Ростова танцевала на балу вместе со Штирлицем.
- Русская литература должна писать о русской жизни – или о всемирном, универсальном? - Обычно на такой вопрос отвечают, что литература (всякая) никому ничего не должна. Вообще, мысль об управляемости литературного процесса – наследие старых школьных учебников. Понимаете, есть такой возвышенный стиль, на который очень благосклонно реагируют чиновники и участники торжественных мероприятий. "Мы должны приникнуть к корням, прикоснутся к истокам" - всё это чаще всего превращается в конъюнктурную этнографию.
Те хорошие книги, которые я знаю, рождались из мусора и сора, из ярости и бессилия собственной жизни, из мечтательного состояния…
Изо всего, одним словом. Напишет человек о своём садовом участке – будет универсальное и всемирное. А начнёт строить книгу, как все пафосную клумбу, так не вырастет ничего доброго. Засеют, как следует, а взойдёт такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… чёрт знает что такое!
- Чей опыт более важен для современных русских писателей – собственной литературной традиции или современной западной? - Всякий опыт важен. Никакого противопоставления тут нет: этими вопросами утешались лет пятьдесят назад, когда в массе своей наши сограждане плохо знали иностранные языки и по разным причинам были лишены доступа к иностранной литературе.
- Что происходит с институциями серьезной литературы: толстые журналы, литературные премии? Только за этот год закрылись Букер, Дебют, Поэт, Русская премия, Новая Пушкинская премия... - Ну, некоторые явления из этого списка исчезали долго, и вовсе не за последний год, некоторые живы до сих пор. Мне не очень нравится слово "институция", явления эти разные, а простой ответ на ваш вопрос: "Нет денег у общества на что-то, вот оно начинает плохо питаться, болеет, а потом помирает".
Я думаю, что толстые литературные журналы нужно сохранить, как редких зверей в заповеднике (государству это не так дорого), но когда спрашивают (с ощутимым ужасом) "Как так?!", то нужно ответить – "А вот так. Читатель не хочет больше платить за это деньги".
Поди, предложи подписаться на "Новый мир" всем заламывающим руки, на тебя посмотрят оскорблённо. Как это? Я? Подписаться? Вот в этом и заключён ответ на ваш вопрос.
- Закончился ли постмодерн? Какой сейчас доминирующий литературный стиль? Что такое новая искренность? - Для начала нужно сказать, что никто не знает, что такое "постмодернизм", поэтому непонятно, закончился ли он. Что такое "новая искренность" я знаю не вполне, кажется, это такая искренность, которая возникает, когда старая испортилась и стала неискренней.
Но, знаете, это всё слова как "глокая куздра", которую придумал академик Щерба. Он иллюстрировал мысль, что семантику слов можно понять из их морфологии.
Так и здесь – определения размыты, и серьёзный разговор начинается в тот момент, когда вы переходите от не очень осмысленных названий к персоналиям. А если я вас сейчас в ответ спрошу, что такое "литературный стиль", то в обсуждении этой темы мы скоротаем долгие зимние вечера – вплоть до весны.
- Как соотносятся сегодня реализм и фантастика? Что доминирует? - Да ничто не доминирует – одно прорастает в другое. Никакой чёткой границы между ними нет. Множество ярких современных романов имеют черты мистики, фантастические допущения, социальные или исторические предположения.
- Почему издатели не печатают рассказы, а только романы, хотя по идее клиповое сознание должно требовать сжатых форматов? И наступит ли эра миниатюризации литературы в книгоиздательстве? - Я считаю, что неверно рассуждать в ключе: "Вот сейчас что-то не так, но издатели… Нужно потребовать… Издатели потом опомнятся, и…"
А почему не предположить, что все издатели провалятся куда-то и всё будет одним сплошным телеви… то есть сплошным "Амазоном"?
Я очень хорошо представляю себе, как работает короткий формат в журнале (не важно, в сетевом или глянцево-бумажном). У успешного знаменитого человека этот формат как-то сам собой собирается в книгу. У неуспешного человека ничего не собирается, он только в сладких снах может себе представлять, что пишет короткие рассказы в газету или журнал и получает за это деньги.
- Явления типа Стихи.ру и Проза.ру. Как к ним относиться? - А к ним надо относиться? По-моему, никто не вынуждает к ним как-то относиться.
- Как отличить графоманию от полноценного художественного текста? - Никак. Никакого "полноценного художественного текста" в природе нет. Есть мнение ваших друзей, людей, вкусу которых вы доверяете. Но главное - ваше личное отношение.
- Что такое сетелитература? - Наверное, это литература, написанная специально для чтения в Сети. Кроме остроумных филологических проектов, я успешных образцов не помню.
- Насколько важны сегодня Союзы писателей? - Ну, воображаемый Союз, то есть Профсоюз писателей я понимаю. То есть, я понимаю, что бы я от него ждал. Там была бы служба, оказывающая юридические услуги, касса взаимопомощи, какие-то литературные агенты.
Но марксизм приучил меня к важности финансовых потоков для понимания любой проблемы.
У успешных писателей есть и так свои юристы, адвокаты, литературные агенты и стоматологи. А неуспешные не наберут со своих гонораров таких денег, чтобы это всё функционировало.
- Как пробиться молодому талантливому автору? Какие социальные лифты есть сегодня для таких людей? - Социальный лифт называется "короткий список литературной премии". Есть ещё один – популярность в социальных сетях. Но это, знаете, вопрос с подвохом: куда пробиться-то? Куда социальный лифт?
Это такое же прекраснодушное, как и архаическое представление о литературе, идущее со времён СССР, когда было Министерство Литературы, оно же – Союз писателей с домами отдыха, путёвками, поездками за границу, ресторанами и издательствами. Туда имело смысл пробиваться – писателям там даже платили по больничному листу. А теперь-то куда? Издаться?
Ну, возьмите недельную зарплату, снесите её в одну из многочисленных скоропечатен и получите книжку малым тиражом. А если есть запал у молодого талантливого автора (знаете, кстати, что это у редакторов ругательство, наподобие клейма – "МТА"? Это к моему другу-редактору пришёл человек, который так и представился: "Я молодой талантливый автор", с тех по это стало обозначением молодого докучливого графомана в широких кругах). Так вот, если есть запал, так надо организовать группу новых футуристов, сбросить Пелевина и Водолазкина с парохода современности, рисовать плакаты, придумать новый супрематизм, орать в кофейнях и на площадях, только постараться избежать самоубийства, если на выставку "Двадцать лет работы" никто не придёт. Рецепт известный….
Свежие комментарии