На Кипре продолжается расследование очень запутанного дела об изнасиловании, в котором оказались замешаны израильские подростки. И это повод задуматься о том, откуда берется подростковое насилие. И почему насильником может стать мальчик из хорошей, любящей семьи.
Коротко о том, что случилось: 12 израильских мужчин в возрасте около 18 лет были задержаны в отеле Napa Rocks по подозрению в групповом изнасиловании.
По словам пострадавшей британской туристки, она познакомилась с израильским юношей накануне, и все шло хорошо, пока он не пригласил друзей в номер. Подростков взяли под стражу, часть из них отрицала свою вину, у некоторых даже обнаружилось алиби, а у других в телефоне полиция Кипра нашла запись полового акта с британкой. Правда, действующих лиц на записи точно не двенадцать.Через несколько дней полиция Кипра неожиданно заявила, что в ходе расследования не нашлось подтверждений слов британки, и взяла ее под стражу за дачу ложных показаний. Между тем, на порносайтах обнаружилась та самая видеозапись. Израильтян успели отпустить, и в аэропорту имени Давида Бен-Гуриона родственники встречали их восторженными объятиями.
Надо сказать, это вызвало волну возмущения в израильском обществе. А британка вдруг заявила, что дала предыдущие показания под давлением. Полиция Кипра и адвокат британки теперь обвиняют израильтян в другом уголовном преступлении: съемка и распространение видео интимного содержания без согласия сторон. И хотя пока неизвестно, кто говорит правду, а кто лжет, было групповое изнасилование или не было, для израильских и неизраильских родителей этот случай, как мне кажется, серьезный повод для размышлений.
Фигуранты дела – мальчики из хороших семей. Они отправились отдыхать на Кипр накануне призыва в армию.
Часть из них планировала попасть в элитные войска. И даже если не было группового изнасилования в той форме, которую изначально описывала девушка, юноши явно повели себя так, как никакая мама не хотела бы, чтобы вел себя ее сын.
Так уж вышло, что в нашем обществе принято говорить о насилии только с точки зрения жертвы – как защититься, как оградить себя, как убежать от насильника. И, слава богу, что тема эта перестала быть табу.
В нашем детстве, к примеру, об этом не говорили, поэтому такой лавиной постов и страшных воспоминаний о пережитом насилии насилии обернулся флешмоб #янебоюсьсказать, а позже и #metoo. И хотя сегодня мы "доросли" до того, что говорим с детьми о сексе, вся наша риторика, наши размышления, наши страхи - о том, как их защитить от насилия. А вот о том, как сделать так, чтобы ребенок не вырос насильником, почти не говорят ни в книгах, ни в прессе, ни уж тем более родители с детьми.
Нам страшно за них. И часто мы забываем, что зверь, живущий в каждом человеке, может жить и в нашем очаровательном "мотеке" ("мотек" – с иврита "сладкий", так в очень чадолюбивом Израиле часто обращаются к детям, причем и к своим, и к чужим). И ни прекрасное образование, ни отличное воспитание, ни поездки в Диснейленд каждое лето не помогут мотеку справиться с гормональным взрывом, интересом к наркотикам и алкоголю, подзадоривающей компанией, желанием получить девушку, которая понравилась, пусть даже и силой.
А почему бы и нет, если в детстве можно покричать и выкричать машинку, каждые выходные родители стараются развлечь мотека в парке развлечений с головокружительными аттракционами. Если на день рождения в шесть лет ему дарят выступление отряда аниматоров, мыльные пузыри, салют и дрон.
Мы чувствуем себя лучше от того, что доставляем ребенку удовольствие. Ребенок чувствует себя все хуже, потому что подсаживается на иглу удовольствия.
В детском парке все громче звучит музыка, все ярче иллюминация, порции мороженого и попкорна напоминают суповые кастрюли на семью из четырех человек, мультфильмы и кино наполнены невероятными трюками и насилием (пусть даже в детских лентах добрые герои побеждают злых). И во все это можно нырнуть с головой, запустив компьютерную игру. Мы едва успеваем придумывать, чем еще порадовать малыша, которому уже к десяти годам все приелось. А в восемнадцать он едет отдыхать на Кипр...
Мы прислушиваемся к его желаниям. Мы научились уважать его границы, не тискать его, если он этого не хочет, не поднимать на него руку ни в коем случае, мы даже, надеюсь, научили его своим уважительным отношением к его телу, как вести себя с потенциальным насильником. Но мы не научили его, как вести себя, если чувствуешь, что насильником становишься ты.
Это, наверное, будет новый этап движения человека в сторону осознанности. Сегодня психологи учат нас жить с осознанием своих и детских эмоций, своей и детской боли, своих и детских страхов. Мы воспитываем детей, отвечая на эти страхи. Но в этом списке нет страха "Мой сын изнасилует девушку".
Этот страх возникает иногда, когда мальчики из хороших семей отправляются на Кипр, встречают там девушку и проводят с ней вместе какую-то совершенно не романтическую ночь. В этот момент я смотрю на своего четырехлетнего сына, требующего любой ценой конфету/новую машинку/мультик/на площадку, и чувствую, что нахожусь в тупике. Я не знаю, что и как говорить своему ребенку об этом, когда он подрастет.
Пугать уголовным кодексом и тюрьмой глупо: об этом он и так узнает, но когда включаются инстинкты, тем более под воздействием чего-нибудь опьяняющего и компании, кажется, что все это нестрашно и никто не узнает. Надеяться научить своим примером наивно: в прекрасных семьях, где все друг к другу относятся с уважением, вырастают и насильники, и убийцы. И далеко не всегда это психическая патология. Обольщаться, что "мой мальчик никогда", ошибочно.
В обществе, в котором веками было принято рассматривать женское тело как собственность мужчины, и которое мало изменилось, несмотря на полеты на Луну и появление фейсбука, мальчик подсознательно впитывает свое право на секс с понравившейся женщиной. И здесь не поможет ни образование, ни "приличное общество".
Достаточно вспомнить громкий скандал вокруг главного редактора известного русскоязычного СМИ, который на праздновании дня рождения сайта положил руку на ягодицу жены сотрудника и сказал: "Ты единственная на этой вечеринке, кого я могу харрасить, и мне за это ничего не будет". После того, как поднялся шум в прессе, редактор оставил свой пост, но вскоре занял его снова. Подобный случай – сигнал: вообще-то нельзя, но если очень хочется, можно.
Единственное, что остается делать мне как маме, – испугаться по-настоящему. Я боюсь за своего ребенка. Как боится любая мама. Но в список наших мамских страхов не входит "я боюсь, что мой сын станет насильником". И поэтому мы ничего не делаем, чтобы не стал. Нам кажется, что гораздо страшнее, если обидят его, чем если он обидит кого-то. Но уж если рассуждать исключительно с точки зрения эгоизма, то видеть своего сына в тюрьме – не меньшая катастрофа, чем увидеть его жертвой чьего-то нападения. И то, и другое разрушит его жизнь.
И что толку, если вы все детство водили его в музеи и театры, оплачивали уроки игры на флейте, радовались его успехам на олимпиадах или надрывались на трех работах, чтобы просто прокормить, но не смогли защитить его от насилия. Неважно какого – по отношению к нему или его в отношении другого.
Готовясь писать этот текст, я читала, что пишут по теме психологи, криминалисты, мамы. И хоть я не люблю декларации, тем более декларации того, что не на сто процентов все-таки от тебя зависит, мне понравились слова писателя Анни Рене: "Вот моя клятва. Я обещаю научить своего сына тому, что даже если женщина танцует абсолютно, категорически, вызывающе обнаженной перед ним, у него никакого права прикоснуться к ней даже пальцем без ее абсолютно конкретного и не вызывающего ни малейших сомнений согласия".
Эту клятву, наверное, нужно в первую очередь прочесть себе. Чтобы ценность и смысл того, чему мы научим своих сыновей, были настоящей ценностью и настоящим смыслом для нас самих.
Свежие комментарии